Архангельская епархия

Как человеческие жертвоприношения доказывают бытие Бога, почему атеисты являются верующими и как советский физик стал православным апологетом — в интервью известного философа и богослова, доцента ПСТГУ Виктора Леги. В Архангельской епархии ученый выступил на Пятых Войно-Ясенецких чтениях, прочитал лекции студентам, а также встретился с жителями Архангельска и Северодвинска.

ОТ ПЛОТИНА К ОТЦАМ

— Виктор Петрович, расскажите о вашем необычном научном пути – от физики к философии и богословию…

В школе и на первых курсах Московского физико-технического института (Физтеха) я был влюблен в физику, убежден, что это единственная нормальная наука, что она дает ответы на все вопросы, и вне физики себя не видел. Но на старших курсах я понял, что физика не дает ответов на многие вопросы, что есть и другие науки, например, философия, которую я сначала презирал. В Физтехе была замечательная кафедра философии, которую, кстати, потом за вольнодумство разогнали по инициативе КГБ.

Преподаватели давали нам книги русских религиозных философов, так я, например, впервые узнал о Владимире Соловьеве. На семинарах нам давали возможность дискутировать, я бывал дома у некоторых преподавателей. В общем, замечательная была кафедра, она открыла мне другой мир, в физике становилось тесновато. И вот я решил, что философия даст мне ответы на те вопросы, на которые не давала ответа физика, – а я именно этого хотел. И после окончания МФТИ пошел на первый курс философского факультета МГУ им. М.В.Ломоносова. Но на старших курсах понял, что философия тоже не дает ответов. И тогда уже начались мои размышления о религии, о Боге.

— С помощью русских религиозных философов?

— Нет, как ни странно, больше через западную философию, ею я занимаюсь и сейчас. Русскую философию я стал читать серьезно уже гораздо позднее, воцерковившись, будучи православным.

— Какие западные философы наиболее повлияли на ваш путь?

— Прежде всего, Плотин. По нему я писал диплом в университете и потом богословскую диссертацию. Он, разумеется, оказал на меня огромное влияние. Ну и, конечно же, Сократ, Платон, Августин, Кант. Список можно продолжать долго.

— И далее к Отцам?

— Да, на самом деле я решил заниматься Плотином, потому что хотел больше узнать о христианстве. В советское время читать Отцов Церкви было нельзя, но я знал, что на них повлиял Плотин, и, изучая Плотина, я пытался понять, что такого они в нем нашли. Таким же образом мы знакомились с современными западными философами, читая какую-нибудь разгромную критику «буржуазной философии».

— А почему именно Православие?

— Вначале это был исключительно разумный выбор. Я перебирал разные религии, поначалу увлекался буддизмом. В буддизме мне нравилась его таинственность, мистика. Но увлечение буддизмом прошло сразу же, как только я понял его бессмысленность. В буддизме главное – уйти от мира, ведь мир – это иллюзия. А как же мои друзья, близкие, которых я люблю, подумал я. Я должен про них забыть? Нет, так быть не может. Увлекся схоластикой, мне понравился католицизм: все четко, разумно. Но в католицизме, наоборот, я не увидел таинственной, мистической составляющей. Потом пришло понимание того, что Православие — это именно та религия, в которой все соразмерно, и мистика, и рассудок, и любовь к людям. Тогда я решил креститься. Сразу, еще ничего не понимая. Просто подошел ответственно: раз я выбрал Православие, надо креститься. Крестился я тайно, на дому, потому что работал в системе Академии наук. Я понимал: если креститься в храме, на меня доложат куда надо, и с работой придется распрощаться.

Крестил замечательный священник, отец Георгий Эдельштейн. Потом он венчал нас с женой. Он очень много нам помогал, хотя время было непростое.

— А в девяностых вы пришли в Свято-Тихоновский Богословский институт…

— Да, среди его организаторов были мои знакомые священники… Возможно, я не был таким церковным, но почему-то был уверен в своих силах и очень хотел работать в православном вузе. Сейчас сам поражаюсь своей наглости, но я как-то смог убедить отца Валентина Асмуса, отца Максима Козлова (с ними я был знаком еще до их хиротонии), и они меня рекомендовали. Надеюсь, я оправдал это доверие.

— Перейдем к вашей профессиональной деятельности: одна из основных тем, с которой вы выступаете, это наука и религия. Позиция атеистов: научное познание опровергает религиозную веру. Почему с этим нельзя согласиться?

— Если коротко, то потому, что атеисты сами не знают, что такое наука. Они просто верят в свою позицию. Они не могут ее доказать, обосновать, они к ней, так сказать, привыкли. Зачастую они даже не знают философских основ ни физики, ни теории эволюции, к тому же они совершенно не знают христианство. Серьезно занимаясь философией, историей философии, историей науки, богословием, я могу со всей ответственностью заявить, что наука – это плод христианства. Основные положения науки базируются на христианстве и христианской философии. Например, я предлагаю своим оппонентам-атеистам следующие вопросы: «Докажите, что законы природы есть. Докажите, что они имеют математический характер. Докажите, что эти законы познаваемы человеческим разумом. Что такое человеческий разум? Что такое сознание?» Если вы утверждаете, что нельзя ничего принимать на веру, так докажите…

СВОБОДА КАК ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ДУШИ

— О сознании обычно говорят, что разум — это продукт деятельности головного мозга, ведь повреждения мозга отражаются на сознании.

— По такой логике текст на листе бумаги – продукт деятельности ручки. Ведь, если ручка сломается, вы ничего не напишете. Мозг, конечно, играет свою роль в нашем мышлении, но он несамостоятелен, он — инструмент души.

— На это возражают, что все разговоры о душе – метафизика, не имеющая никакого отношения к науке, существование души не доказано и так далее.

— Самое очевидное доказательство – самопознание. Мы «видим» нашу душу, только неким духовным взором. В непризнании атеистами существования души огромную роль играет современная материалистическая установка, что существует лишь то, что можно увидеть, потрогать и т.п. Но почему? Опять же, простая слепая вера. Другой аргумент в пользу существования души — человеческая свобода. Мозг является сложной материальной структурой и не может действовать свободно. А человек в одних и тех же обстоятельствах может поступить так, а может иначе. Свободу и нравственность пытаются объяснить по-разному, квантовым индетерминизмом, эволюцией и так далее, но это все равно что сводить мой поступок к случайности или же лишать меня свободы.

— Расхожее представление о нравственности предполагает, что она условна, в каждую историческую эпоху, в каждом обществе были свои нравственные ценности. Что можно на это возразить?

— Существуют как общепринятые, так и условные нравственные ценности. Ни в одном обществе не уважают трусов, эгоистов, лжецов, предателей. Но и в случае существования относительных нравственных норм предполагается наличие свободной воли.

— Но из подобного представления об относительности нравственности следует, что ни один поступок мы не можем назвать добрым или злым. Как быть в этом случае?

— В этом и состоит смысл христианства. Оно открывает нам значение нравственных ценностей. Есть вещи, которые мы можем открыть сами, например, законы природы, но с нравственными ценностями гораздо сложнее. Здесь необходимо Откровение, необходима помощь Бога, по крайней мере в основных, фундаментальных истинах, которые мы называем заповедями, — не убий, не укради и др.

Правда, философы-атеисты постоянно выдвигают теории, позволяющие объяснить возникновение нравственных норм естественными причинами. Например, теория разумного эгоизма (Гоббс, Чернышевский) объясняет запрет на убийство очень просто: человек соглашается никого не убивать, потому что не хочет, чтобы его убили. Но эта теория объясняет лишь небольшой объем поведения человека. Как объяснить, например, самопожертвование? Угрызения совести? Кроме того, она не объясняет потребности в религиозной деятельности. А религия извечна – это установлено этнографией. С точки зрения выживания религия бессмысленна, даже вредна, на нее приходится тратить время, силы, ресурсы. Ещё Шеллинг сказал: человеческие жертвоприношения лучше всего доказывают бытие Бога. Исходя из теории разумного эгоизма, человек понимает: я не должен убивать, потому что не хочу, чтобы убили меня. Но жертвоприношения совершаются, и каждый понимает, что его тоже могут принести в жертву. Значит, в основе языческих культов лежит нечто более важное, чем самосохранение, чем биологические законы выживания.

БОГОСЛОВИЕ, РОДИВШЕЕ ФИЗИКУ

— Возвращаясь к вопросу о взаимоотношениях науки и религии: получается, что наука тоже основана на вере – вере в вечность и незыблемость законов природы, их умопостигаемость и так далее?

— Да, вопрос только в том, насколько мы понимаем происхождение основных постулатов науки. Вот аксиомы в геометрии Евклида очевидны, а аксиомы физики только лишь кажутся очевидными для современного ученого, не задумывающегося об этом, а на самом деле это далеко не так. Познаваемость мира, его закономерность, математичность законов природы, однородность пространства и времени… Эти положения далеко не очевидны и выводятся из христианского богословия. Но до XVII века с ними никто не соглашался, потому что физика была основана на дохристианских аристотелевских положениях. Нужен был гений Галилея и Декарта, чтобы подвести под науку именно христианские положения, применить мысли Отцов Церкви, прежде всего блаж. Августина, к познанию природы.

Мне очень приятно бывает слышать на Физтехе от студентов, которые прослушали мой курс христианской апологетики, что они лучше стали понимать физику. Не религию, не философию, не богословие, а физику! И это действительно так: понимая основания физики, ее укорененность в христианском богословии, студент начинает лучше понимать и физику.

— С точки зрения современной апологетики: какие аргументы в пользу бытия Бога наиболее актуальны для современного человека?

— Люди разные, универсального аргумента нет.

На Физтехе у меня был один критически настроенный студент, на всех лекциях задавал резкие, умные, глубокие вопросы. Но один раз после лекции о свободе и теодицее (оправдание Бога в связи с наличием зла в мире) он сказал: «Виктор Петрович, сегодня вы меня окончательно убедили». Физик. Он просто не задумывался об этих вопросах.

Для одного оказываются убедительными космологические аргументы («Большой взрыв», возникновение Вселенной из ложного вакуума, фактически – из небытия), для другого — телеологические («тонкая настройка» Вселенной под человека – так называемый «антропный принцип»), а для кого-то – нравственные.

— Если говорить коротко, в чем суть нравственного аргумента?

— Если совсем кратко, то все опять же упирается в существование нравственности и в свободную волю. Если есть свободная воля, то человек – существо, не ограничивающееся материальным. У него есть душа, которая несет в себе это начало. Если есть душа, которая духовна и обладает свободой, значит, есть и ее причина — свободная духовная субстанция, а это только Бог. Существование нравственности, как мы уже говорили, тоже нельзя объяснить только материальными причинами. Например, любое живое существо стремится к самосохранению, а человеческие нравственные нормы, наоборот, часто велят человеку действовать во вред себе. Самопожертвование, совесть, даже, как указывает великий русский философ В.С.Соловьев, чувство стыда, призывающего нас носить одежду, — все это никак не выводится из естественных природных причин. Следовательно, это опять же нас приводит к признанию высшей сверхприродной причины нравственности.  Более подробно об этом написано у Канта в «Критике практического разума» или у Клайва Льюиса в работе «Просто христианство». У Канта посложнее, у Льюиса попроще.

МУЧЕНИКИ «МАКАРОННОЙ ВЕРЫ»

— Вы уже касались этого на лекции, хочется повторить: что ответить тем, кто веру в Бога сравнивает с верой в «макаронного монстра»?

— Честно говоря, мне даже не хочется вступать в спор с этими людьми. Я не вижу в них искренности. С атеистом интересно, он искренен, он честен, он последователен, он может пойти даже на некоторое мученичество. Скажем, ему предложат повысить зарплату, если он будет ходить в церковь, – он может отказаться. А «макаронники» демонстрируют поведение подростка.  Лет через десять эта мода пройдет и появится какая-нибудь новая форма шутливого издевательства над религией.

Как только я увижу первого мученика за веру в макаронного монстра, я буду отвечать на этот вопрос серьезно. Не случайно греческое слово, обозначающее мученика, в буквальном переводе значит «свидетель». Мученичество – это самое последовательное свидетельство своей веры. А «макаронник» побоится быть уволенным с работы, не то что пойти на смерть за свою «веру».

Не мечите бисера перед свиньями, вот лучший ответ. Более того, они живут за счет тех, кто пытается с ними спорить. Не обращайте на них внимания, и они «вымрут» через месяц. Им станет скучно. Мол, о нас не пишут, с нами не спорят, нас не оскорбляют, нас не предлагают запретить, осудить…

— Существует миф о том, что религия возникла как хорошее средство управления людьми. В это верят и академики, и школьники. Каков ваш взгляд на этот вопрос?

— Разобьем на две проблемы. Во-первых, есть наука (этнография, социальная антропология), которая изучает этот вопрос научными методами. Она установила, что религия существует столько же, сколько существует человек. Все. Все остальное – это домыслы. Поэтому ученым я бы посоветовал обращаться к ученым.

— То есть выражение «религия придумана» уже некорректно?

Не просто некорректно, оно ошибочно. Научный ответ, строго научный, на этот вопрос звучит так: мы не знаем, как возникла религия, потому что она существует всегда и везде.

С другой стороны, я не могу в какой-то степени не согласиться: да, государство использует религию. Но государство использует всех людей: ученых, спортсменов, художников, врачей, солдат – кого угодно. На то оно и государство. Оно может использовать правильно, может использовать неправильно. Но оно использует то, что есть. Если вы скажете, что государство придумало науку, чтобы ему было удобно управлять людьми с помощью ученых, то вы перепутаете причину и следствие. Да, к сожалению, некоторые государства используют религию для достижения своих корыстных, олигархических, феодальных, рабовладельческих целей. Человек грешен, и государство нередко стремится подчинить себе все, в том числе и религию. И ученых, и спортсменов, и солдат с военачальниками.

Религии тоже бывают разные. Иногда получается так, что религия идет на поводу у государства, иногда, наоборот, сдерживает его.

ЛОГИЧНЫЙ ОБРАЗ БОГА                                                                                  

— Признавая бытие Бога, некоторые утверждают, что все религии так или иначе ведут к Нему, что идти к Богу можно разными путями. Почему христиане с этим не согласны?

— Если Бог есть, то Он обладает какими-то свойствами. Эти свойства должны отражаться на нашем пути к Нему. Поэтому мы должны познавать Бога, чтобы идти к Нему. Например, если Бог есть Любовь, то нравственность – это хорошо. Это первое. С другой стороны, если мы говорим, что Бог благ, то Он наверняка хочет счастья для всех людей и не может спокойно наблюдать, как мы убиваем друг друга. Поэтому христианское представление о Боге, Который Сам стал человеком, представляется мне гораздо более логичным, чем иудейский или мусульманский образ Бога как абсолюта, который взирает с высоты своего блаженства на нас, людишек, и даже пальцем, извините за антропоморфизм, не пошевелит для того, чтобы мы тут как-то исправились. И отсюда вытекает самое главное. Христиане не просто верят в Бога, они верят во Христа, в Его вочеловечение, смерть и воскресение. Соединить веру в Богочеловека с верой просто в некий Абсолют невозможно. Поэтому христиане уважают любую веру в единого Бога, понимая, что такая вера все же лучше, чем атеизм, она ближе к истине, к христианству, чем, скажем, язычество, но считать такую веру равной христианской никак нельзя.

Можно вспомнить евангельские слова, сказанные Христом: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14:6). Мы идем к Богу как к истине, а Бог идет к нам как Любовь. И мы встречаемся на этом пути во Христе.

Беседовал Михаил Насонов