Архангельская епархия

Она повсюду: в вещах, в манерах поведения, в речи, привычках. Она есть колебание, отклонение от обычая, которое рождает новшества. Мода как феномен, затрагивающий все сферы. Это о том, что происходит внутри нас. Мода — веяние, она изменчива. А если так, что же остается ценным, вечным, что не меняется? Рассуждает священник Андрей Алексеев, клирик Никольского храма Архангельска.

Думаю, среди людей нет абсолютных традиционалистов и абсолютных новаторов, по крайней мере, я таковых не встречал. Нам одновременно свойственна и ностальгия по прошлому, и стремление к «светлому будущему». Причем ностальгируют не только отдельные люди, но и целые народы и культуры, создавая мифы о «золотом веке» — времени, когда всё было лучше и в превосходной степени. Преклонение перед прошлым — часть нашей природы, а почему именно так, можно долго рассуждать.

Мне как христианину близка мысль о том, что люди были созданы для блаженной жизни в раю, утратив которую, стали оборачиваться назад в поиске прошедшего идеала. Схожие мысли есть и в античной философии, например, в платоновской теории припоминания. С другой стороны, мы живем во времени, в котором каждый прожитый час, день, год уникален и никогда не повторится. Поэтому нам свойственно «ловить момент» и стремиться к чему-то новому.

Парадоксальное сочетание: одновременно идеализируем прошлое и с надеждой стремимся к будущим горизонтам. Людям в принципе свойственны парадоксы, мы же не машины, в конце концов. Христиане должны быть особенно чутки к этой тонкой человеческой особенности.  Думаю, это укоренено в самом Писании. Например, «начало премудрости страх Господень» (Притч. 1:7). Как так? Чтобы возлюбить Бога, сначала Его нужно убояться? Парадокс, но на практике работает, и святоотеческий опыт тому подтверждение. Или другое парадоксальное: «Сила Божия в немощи совершается» (2 Кор. 12:9).

Если читать Новый Завет внимательно, то можно разглядеть и устремленность в будущее, и здоровый консерватизм. Евангелие от Иоанна заканчивается на творческой ноте: «Многое и другое сотворил Иисус, но если бы писать о том подробно, то, думаю и самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин. 21:24).

Евангелие не останавливается на «букве», но содержит в себе творческий потенциал, который всегда идет вдаль и не вписывается в рамки. С другой стороны, у апостола Павла читаем: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1:8). Само Священное Писание открыто будущему, но с всегдашней опорой на прошлый опыт.

Ни прошлое, ни будущее не нужно абсолютизировать, следует подходить ко всему здравомысленно, со знанием дела. Скажем, есть произведение искусства — ключ, изготовленный средневековым немецким мастером. Современные ключи по сравнению с ним ширпотреб, но этот искуснейший ключ не откроет самого примитивного замка массового производства нашего века. Итак, не нужно замыкаться в прелести и шарме отдельной эпохи. Да, она была хороша, создала свой продукт. Но все течет, все меняется, нынешние коллизии требуют свежих взглядов и современных идей.

Коварность в порождении нового заключается в том, что накопление изменений количественных в некоторый момент переходит в трансформации качественные! Так возникают неоднозначные, невиданные доселе явления. И далее мы выходим на вопросы, к примеру, биоэтики и трансплантологии. Совершенно естественно стремление облегчить жизнь: поставить протез руки или ноги. А если заменить голову!? При смене мозга останется ли личность? Сохранится ли тот же человек с прежней памятью? С одной стороны, есть количественный показатель: ногу пересадили — нормально, руку — нормально, почки — нормально. А когда речь идет о смене мозга, мы подступаем к рассмотрению уже качественной границы личности. Какова тут граница допустимого?

Наука вплотную подобралась к той черте, за которой ясно прослеживается перспектива вторжения в тайны человеческого естества. К примеру, уже разработаны технологии, позволяющие «смотреть телевизор» не с внешнего устройства, а непосредственно получая импульсы в участок головного мозга, отвечающий за зрительную картинку? В этом случае, опять же, количественный показатель новшеств может привести к изменению качества — останется ли человек человеком после этих изменений.

Нерастворимый, непреходящий «осадок» в человеческой природе, неподвластный никаким веяниям и тенденциям, — вера, устремления и надежды, которые мы адресуем Богу, то есть наши с Ним отношения. Суть Евангелия — Благой Вести — как бы по-современному это ни звучало: «Ты не умрешь!»  Для этого Христос приходил на землю, страдал и был распят. Каким образом мы обретем бессмертие? По образу Христа. Он умер и воскрес. Господь гарантировал всем бессмертие с учетом опыта, который мы приобретаем на земле. Кого и что я любил, во Христе не обнулится, а сохранится и преумножится, и преобразуется в совершеннейшем качестве: «Я пришел для того, чтоб имели жизнь и имели с избытком» (Ин. 10:10).  Нерастворимый осадок — устремления нашего сознания, желания. Любовь я хочу длить: и здесь, и за гробовой доской. Я хочу любить своих близких здесь и там, за тем пределом. Господь не просто пообещал это, но гарантировал, дав своего рода «инструкцию по выживанию». Христос вот здесь, Он с нами. Господь, обещающий твое спасение, сохранность твоей жизни, и есть тот «нерастворимый осадок».

Полнота жизни, опыта и мудрости — в личной вере во Христа, в общении с Ним. Подлинная жизнь духа нейтрализует остроту столкновения с новшествами, снимает напряжение при погружении в современность, утверждает неразделимость моды и традиции.

Источник: "Вестник Архангельской митрополии", №2/2017