Архангельская епархия

Всякое описание судьбы реально жившего человека всегда относительно. Никто, кроме Господа, не может знать нравственных причин поступков другого человека, если только он сам не оставит свидетельства о себе.

Мне с героем моего повествования повезло: отец Венедикт Титов активно сотрудничал с редакцией Архангельских епархиальных ведомостей в начале XX века и оставил большое эпистолярное наследие. Он вообще любил писать – длинными предложениями, с множеством причастных и деепричастных оборотов. Видимо, жизнь сельского священника, размеренная годовыми, недельными и суточными циклами богослужений, приучала к неторопливости, а необходимость говорить проповеди - к привычке «изукрасить фразу», как рождественскую открытку. Нам, с «клиповым сознанием последних времён», такая манера выражать свои мысли может показаться странной. Но язык сердца – прост, а он-то всем и важен.

Русское православное духовенство в первой половине прошлого века потерпело сокрушительное политическое поражение и тут же одержало великую нравственную победу. К сути этого парадокса нам возвращаться и возвращаться. Может быть, понимание причин, почему русский народ, народ-богоносец, отвернулся от веры и соблазнился сказками о «царстве Божием на земле», удержит нас, живущих в XXI веке, от подобных ошибок. И без сомнения: осознание истоков нравственной силы новомучеников российских добавит искренности в наши молитвы к ним и через них к Богу.

В семье моего героя, у правнука его Юрия Петровича Шишкина, и в архиве ФСБ сохранились четыре фотографии отца Венедикта Титова. На первой (по времени) из них отец Венедикт и матушка Антонина накануне венчания, поскольку он ещё без священнического креста. Видимо, он заканчивал в это время Архангельскую семинарию. Но у этих двух всё в судьбе было определено ещё до рождения.

Венедикт, сын священника Холмогорского Успенского женского монастыря Вячеслава Титова, рос, с детства зная, что ему, как и брату Николаю, тоже быть священником. Матушка Антонина, дочь сурского священника отца Феодора Карелина, также с детства готовилась к роли попадьи. В XIX веке человеку трудно было вырваться из системы сословных отношений, даже если были серьёзные причины.

6 декабря 1895 года выпускника Архангельской семинарии Венедикта Титова рукоположили во священника Чухченемско-Николаевского прихода Холмогорского уезда, и дальше моё повествование могло бы плавно катится по Справочному листку (ГААО. Ф. 29. Оп. 32. Д. 298.), если бы не одно обстоятельство: матушка Антонина была дочерью сурского(!) священника, доверенного лица1 святого праведного Иоанна Кронштадтского.

Вячеслав Титов, отец Венедикта, вместе с будущим «всероссийским батюшкой» учился в Архангельской семинарии. Словом, ехать им в Суру – это у молодых «на роду было написано», как говаривали в старину. Ту самую Суру, к названию которой в древних рукописях обязательно добавляли слово «поганую», не потому, что рядом с этой деревней существовал хутор Поганец, но потому, что населяли её язычники. К началу XX века язычников и памяти о них по всей Пинеге почти не осталось, но старообрядцев и в Суре, на родине великого святого, праведного Иоанна Кронштадтского, было достаточно. После 1902 года, императорского Указа «О веротерпимости», их уже не называли «раскольниками», но ярость дискуссии между приверженцами старых церковных традиций и новых, «послениконовских», не уменьшилась. Спорили со священниками, естественно, не сурские крестьяне, их старообрядчество шло скорее от безграмотности. Досаждали приезжие, с настойчивой периодичностью посещавшие Суру, начетчики. Отец Феодор звал зятя не греться в лучах славы знаменитого земляка, а работать.

К 1904 году и отец Венедикт тоже уже не мальчик. Семь лет служения в Чухченеме и два с половиной года в Островлянском приходе, а особенно заведование Островлянской двухклассной школой2, одной из лучших школ Архангельской губернии, превратили его в мужа опытного, отца семейства, умеющего трудится много и методично.

Интересное общество священников собралось в Суре в начале XX века, в те годы, когда святой праведный Иоанн Кронштадтский в последние три раза (в 1905, 1906 и 1907 годах) посещал родину.

Встречал его на паперти трёхпрестольного храма отец Венедикт, возможно, как самый представительный. От имени сурян он говорил пространную приветственную речь, после чего дорогой гость в сопровождении земляков и сестёр Сурского Иоанно-Богословского женского монастыря шёл приложиться к местным святыням.

Одновременно с отцом Венедиктом в Суру приехал и его дальний родственник и однофамилец Сильвестр Иванович Титов3. Ещё не иерей, поскольку закончил Архангельскую семинарию по второму разряду, он был назначен учителем в сурскую школу. Но с отцом Венедиктом они родственники, друзья и единомышленники.

Намного раньше их начал служить в Суре Георгий Михайлович Макковеев4. Сначала диаконом, потом священником в храме Иоанна Богослова в женском монастыре.

В 1906 году из Лавельского прихода в Суру был переведён Аифал Иринархович Суровцев5.

Именно эти священнослужители сослужили святому праведному Иоанну Кронштадтскому в его последний приезд на родину.

Надо ли говорить, что два-три дня, проведённые со святым человеком, были для отца Венедикта великим опытом. Современники оставили множество описаний молитв святого праведного Иоанна, но одно дело знать, читать, слышать от других, другое – видеть самому, стоять рядом, молиться вместе с ним.

Святой праведный Иоанн в свой приезд 1905 года во время службы непостижимым образом угадал и благословил6 намерение отца Венедикта описать его пребывание в Суре в назидание другим.

Иоанн Кронштадтский был всё время среди людей и мог в обыкновенной беседе (см. описание его приезда в 1905 году) обронить фразу, которую позже назовут прозрением. Тогда, в 1905 году, сидя на скамейке в летовской роще (в Троицком монастырском скиту, удалённом от глухой пинежской деревни на 18 километров) он предупреждал о той беде, что обрушится на страну через двенадцать лет, и его слышала вся Россия.

Отец Венедикт не просто запоминал и записывал его слова. О каждом приезде дорогого гостя он составлял подробные отчёты для читателей Архангельских епархиальных ведомостей, переживая всё заново.

Добавлю ещё: святой праведный Иоанн Кронштадсткий завещал свои личные богослужебные книги библиотеке Сурского прихода7. То есть отец Венедикт пользовался книгами своего учителя. Понимающий понимает.

Отец Венедикт служил в Сурском приходе до 1912 года. Вероятно, в семейном плане это были самые счастливые его годы. В Суре родились ещё три дочери: Лариса, Мария и Вера. Он много работает, много печатается. Школа, которой он руководит, при всех проверках признаётся одной из лучших школ губернии. В 1909 году его награждают скуфьёй и объявляют благодарность «за заботливое отношение к нуждам школы и усердное преподавание Слова Божия». В следующем, 1910 году его снова отметили благодарностью за «предоставление в комитет живых, назидательных, задушевных и общедоступно изложенных проповедей». В 1911 году архиерей благодарит его, «как ревностно потрудившегося на миссионерском поприще»8.

В конце 1911 - начале 1912 года в Суре разворачивается нехорошая история, получившая в светской печати название «Бунт монахинь»9. Собственно, история развивалась в монастыре, и поначалу к отцу Венедикту отношения не имела. (Подробнее о ней можно прочитать в книге монахини Евфимии «Очерки из жизни православных северных женских монастырей середины XIX – начала XX веков» - Н.С.) Но в результате её Георгий Макковеев был отправлен служить на родину, в с. Шетогорское, а вместо него в Иоанно-Богословский женский монастырь назначили нового священника – заштатного протоиерея Павла Богдановича. Во время отсутствия игуменьи он сделал ряд распоряжений, которые не понравились матушке Порфирии. Игуменья, человек уже немолодой и строгих правил, отнеслась к ним очень эмоционально – написала жалобу на имя владыки Михея с просьбой отправить её на покой. Но далее последовал Указ консистории о проведении в Сурском монастыре проверки финансово-хозяйственной деятельности (Указ № 12198 от 16 декабря 1911 года )10 и формировании с такой целью комиссии под председательством протоиерея Богдановича. Членами комиссии консистория назначила Венедикта Титова и второго сурского приходского священника Аифала Суровцева. Комиссия сделала своё дело, В. Титов и А.Суровцев подписали акт. Консистория в настоятельной форме предложила матушке Порфирии дать развёрнутые объяснения по поводу некоторых трат, что она и сделала чётко и обстоятельно, на семи листах амбарной книги, не оставляя ни каких сомнений в честности и порядочности своих действий. История имела место быть, и, мне кажется, была причиной того, что Венедикт Титов был переведён, по его просьбе, служить в Покшеньгу11. Аифал Суровцев позднее был перемещён в Кевролу. Сильвестр Титов ещё раньше был назначен священником в Верхнюю Койдокурью.

С Иоанно-Богословским монастырем и его настоятельницей игуменией Порфирией отцу Венедикту удалось сохранить хорошие отношения. Владыка Нафанаил назначил его, уже священника Покшеньгского прихода, в помощь архангельскому протоиерею Василию Аристову провести ещё одну проверку «дела сурских монахинь» и практически закрыть его12.

Матушка попросила, и он с удовольствием выполнил историко-археологическое исследование «Отец И.И.Сергеев (Кронштадтский) и основанный им Сурский Иоанно-Богословский женский монастырь», в котором не допустил ни одной фразы, бросающей тень на репутацию обители13.

В 1914 году мобилизованные на войну нижние чины Никитинской волости (Покшеньга) собрали от себя 50 рублей и послали их переводом на его имя. К переводу присовокупили письмо, в котором просили «приобрести на эти деньги икону Покрова Пресвятой Богородицы, поставить её в паперти Покшенгского храма и совершать перед ней молебны о даровании им победы и благополучном возвращении восвояси».

Отец Венедикт поехал в Суру. Сестры Иоанно-Богословского женского монастыря отнеслись к просьбе с пониманием, и к 20 февраля в иконописной мастерской монастыря икона Покрова Пресвятой Богородицы (высотой 2 аршина и шириной 1 аршин и 1 вершок) была исполнена. 22 февраля между утреней и литургией её освятили и поставили так, как просили солдаты14.

В Покшеньге, на Марьиной горе застала отца Венедикта и февральская революция. В тринадцатом номере «Архангельских епархиальных ведомостей» за 1917 год была напечатана его статья «Будущее Православной Церкви и духовенства в обновлённой России». Она была «заказана» отцу Венедикту окружным съездом духовенства Пинежского уезда.

«В настоящие дни,- пишет отец Венедикт,- дни ликвидации старого строя и полного переустройства общественной жизни; когда революция, подобно набату, прогудела над родной Россией - страх за свою личность, жизнь и благосостояние - заставила людей, всех званий и положений объединиться и в этом единении их сказался правильный инстинкт, ибо единение и организация – сила!»

О настроения 1917 году от февраля до октября сказано достаточно, и я не вижу нужды что-либо добавлять. Статья, по обыкновению, очень большая.

После октября многое изменилось.

Домой стали возвращаться солдаты. Знакомые лица, но незнакомые люди. Отец Венедикт не мог не видеть, что народ, кого он привык называть с амвона «братья и сестры», ищет других духовных руководителей и находит их.

Высадка интервентов в Архангельске в августе 1918 года подала надежду на возвращение к прежней жизни, но для этого мало было говорить – нужно было действовать. В «Пимезрае», так на новоязе тогда назывался Пинежско-Мезенско-Печёрский край, в 1919 году было сформировано четыре полка белой армии. Отец Венедикт тоже записался добровольцем и был назначен полковым священником в один из этих полков15.

Собственно боевых действий ни на Мезени, ни на Пинеге к тому времени не было. Единственный бой около с. Вожгора случился ещё в восемнадцатом году. Было противостояние четырёх полков и нескольких рот ЧОНа под командованием Ионы Попова, изображавших из себя армию.

Командование Ионы было очень своеобразным. Он разбил роты на пятёрки и заставлял их совершать беспрерывные рейды перед позициями белых. За невыполнение приказа или, тем более, за дезертирство одного Иона расстреливал всю пятёрку.

Мне кажется, что одной из причин политического поражения русского духовенства было то, что священники не понимали, до какой степени террора, «нечеловеческого бесчинства»16 могут дойти их противники, люди, отринувшие Бога.

После поражения армии Миллера и его бегства заграницу и у священников была теоретическая возможность спастись, но о какой эмиграции мог думать человек, у которого семь девочек в семье? Правда, старшие, Екатерина и Наталья, уже получили образование и учительствовали, но младшие, Вера, Надежда и Любовь в 1920-ом году были ещё совсем крохи.

Беда не приходит одна. 29 марта неожиданно при родах умирает старшая дочь Екатерина17. Отец Венедикт ещё успел окрестить внучку Тамару (крестной матерью была матушка Антонина Фёдоровна), а через неделю после похорон дочери, 8 апреля 1920 года, он был арестован за «агитацию против советской власти». Спокойно и с достоинством отвечал в ЧК на вопросы следователя, спокойно воспринял приговор. И 3 июля 1920 года был заключён в лагерь принудительных работ на два года без права на амнистию18.

Его прихожане, узнав об аресте батюшки, обратились к архангельским губернским властям с просьбой19 об освобождении священника. «Мы, верующие многочисленного населения, более пяти тысяч, не можем оставаться более без пастыря», - писали они в ходатайстве. Верующим в просьбе, естественно, отказали.

В областном архиве мне удалось обнаружить ещё одно прошение на имя Владыки Антония, касающееся о. Венедикта, - от прихожан Шеговарского прихода Шенкурского уезда20:

Возможно, это прошение появилось не без содействия свата отца Венедикта, Николая Матвеевича Смирнова21, священника Устьпаденьгского прихода, благочинного 1-го Шенкурского благочиния.

Через две недели в епархиальное управление поступает прошение22 уже от самого Титова:

«В виду окончания срока заключения при лагере принудительных работ в день (?) 3-го июля с/года, настоящим прошу канцелярию Его Преосвященства приготовить мне удостоверение личности на право выезда из г. Архангельска. Дабы, по получении освобождения, я мог бы незамедлительно выехать к месту своего служения в Шеговарский приход Шенкурского уезда».

Первый арест – начало крестного пути. На последнем сохранившемся фото отца Венедикта фотограф удачно сделал фон чёрным. Фигура человека с трудом просматривается. Видно только лицо и священнический крест. Необыкновенная духовная сила во взгляде отца Венедикта видна на его последней фотографии.

В 1925 году по всей стране началась новая компания – лишения избирательных прав. К «социально опасным» относятся бывшие белогвардейцы, купцы, вообще, кто жил «от торговли», служащие полиции, священники. Торговцы и бывшие приставы писали прошения в советские органы, и, случалось, добивались своего – снимали с них «позорное пятно» лишенца. Не могу обобщать, но я сам не видел ни одного прошения священника. Они словно знали установку вождя, данную органам: чем больше расстреляем, тем лучше. Против их фамилий в документах никаких разъяснений – одно слово «священник», и всё всем ясно: лишить всяческих прав по определению. В списках «лишенцев» Шенкурского уезда Венедикт Титов числится под № 145.

В 1928 году отца Венедикта снова арестовывают: «за распространение провокационных слухов», «выступал против вовлечения молодёжи в комсомол и пионеры, но за недоказанностью преступления был освобождён»23. Общеизвестно, как органы отпускали кого-то «за недоказанностью». В глазах читалось: «Погуляй пока. А мы тут напряжёмся, и в следующий раз…».

В двадцатом году для отца Венедикта перекрыли Пинегу. В двадцать восьмом стало ясно, что ему больше не служить в приходах Шенкурского уезда. В епархиальном управлении посоветовали перебираться в Вознесенье – места знакомые, и девочек легче выучить, всё-таки город рядом.

Речь не шла о том, чтобы спрятаться. Священнику на деревне не укрыться ни от каких глаз, и добрых и недобрых. Кого крестил, кого отпел, что сказал на проповеди – всё немедленно становилось известно и в сельсовете, и правлении колхоза, и в органах. От этой постоянной угрозы расправы и появляется тот «особый» взгляд, который мы видим на последней фотографии отца Венидикта.

Его арестовали 1 ноября 1937 года24. На следующий день - церковного старосту Дениса Николаевича Зеленина, церковного сторожа Наталью Николаевну Кошкину и наиболее активных прихожан Афанасия Яковлевича Перешнева и Дмитрия Александровича Зеленина25.

В справке, полученной из Инфомационного центра Управления внутренних дел по Архангельской области говорится, что «Титов В.В. умер 04.04.1938 года в Кулойском исправительно-трудовом лагере»27. Это косвенно подтверждает существующую в семье легенду: на этапе уголовники отобрали у старика валенки, он обморозил ноги и умер от начавшейся гангрены.

Дочери отца Венедикта пытались выяснить, где это случилось, на этапе до Лявли или после неё, но их хлопоты кончились ничем. Предполагаю, что священник Венедикт Титов умер в так называемых Окуньковских лагерях, первой командировке Кулойлага, где была больница для заключённых.

А в это время органы заканчивали разгром Вознесенского прихода. После ареста священника ключи от Сретенской церкви остались у псаломщика Ианнуария Стомателя, «активного церковника». В Рождественский сочельник, 6 января 1938 года он был арестован по обвинению в «контрреволюционной агитации». Через день, 8 января, арестовали и жену Ианнуария Евгеньевича, Анну Ивановну. На следующий день их «судили» - тройка УНКВД приговорила обоих к расстрелу. 17 января приговор привели в исполнение.

Вероятно, расстрел проходил в районе Лявли. Поклонные кресты, поставленные лявленским приходом и Архангельским православным союзом промышленников и предпринимателей вдоль дороги, и обозначают эти скорбные места.

Н.Суханов.

1 АЕВ. 1909 г. №5, стр. 144-147.

2 ГААО. Ф 29. Оп. 32. Д. 298. Л. 2.

3 Родился в 1885 году в семье священника. В 1904-ом году окончил Архангельскую духовную семинарию по 2-му разряду и назначен учителем в Сурскую двухклассную школу учителем. 27 июня 1906 года назначен священником в Верхнекойдокурский приход, но в том же году переведён в Кривецкий приход. Одновременно начинает преподавать в Кривецкой церковно-приходской школе Закон Божий. 15 мая 1910 года награждён набедренником, в 1915-ом году «за ревностное служение» - скуфьёй. В 1912 году переведён в Ворзогорский приход Онежского уезда. В 1913 году – в Устьтарнянский приход того же уезда. 10 мая 1917 года назначен настоятелем церкви Успения Пресвятой Богородицы в Лявле. В 1918 году возведён в сан протоиерея. В 1929 году лишён избирательных прав, «посажен на твёрдое задание» и за невыполнение его осуждён. Предположительно, умер в «Сорокалаге».

4 Родился 1 апреля 1864 года в с. Шетогорское Пинежского уезда Архангельской губернии. Сын псаломщика. Окончил Архангельское Духовное училище. 19 сентября 1887 года определен дьячком в Дениславский приход Онежского уезда. 12 июля 1892 года рукоположен во диакона и определен в Сурский приход Пинежского уезда. В 1893 – 1895 годы - законоучитель церковно-приходской школы. 6 августа 1900 года рукоположен во священника ко храму Иоанна Богослова при Сурском Иоанно-Богословском женском монастыре Архангельской губернии, служил в этом храме 10 лет. В 1900 - 1911 годы- законоучитель женской церковноприходской школы. С 1911 по 1919 год служил в церкви Шетогорского прихода Пинежского уезда. 4 ноября 1920 года арестован по обвинению в «контрреволюционной деятельности», 5 ноября - постановлением Архангельской губернской ЧК приговорен к расстрелу. 11 ноября - расстрелян.

5 Родился 29 сентября 1874 года в Кадниковском уезде Вологодской губернии в семье диакона. Окончил Вологодскую духовную семинарию. 21 декабря 1897 года рукоположен во священника. В 1897-1906 годах служил в Лавельском приходе Пинежского уезда. Был законоучителем Лавельского сельского училища. В 1906-1912 годах служил священником в Сурском приходе того же уезда. В 1912-1917 годах - служил священником в Кевроло-Троицком приходе того же уезда. 1 февраля 1917 года назначен настоятелем усть-цилемского собора Печёрского уезда. Возведён в сан протоиерея. Проживал в с. Усть-Цильма. 13 сентября 1918 года арестован красноармейцами, прибывшими в село. 23 сентября 1918 года – расстрелян.

6 АЕВ. 1909 г. №5, стр. 144-147.

7 ГААО.Ф. 29. Оп. 5. Т. 2. Д. 904. Л. 2, 2 об.

8 ГААО. Ф 29. Оп. 32. Д. 298. Л. 2.

9 ГААО. Ф 29. Оп. 3 Т. 5. Д. 1862. Л. 163.

10 ГААО. Ф 29. Оп. 2. Т. 6 № 849. Л. 44 об.

11 ГААО. Ф. 29. Оп. 2. Т. 6 № 844. Л. 1.

12 ГААО. Ф. 29. Оп. 3. Т. 5. № 1862. Л. 164,164 об.

13 АЕВ. 1914 г. № 5. Стр. 97-102.

14 АЕВ. 1915 г. № 10. стр. 175-180.

15 Архив ФУ ФСБ по Архангельской обл. Д. П-8426. Л. 5 об.

16 Выражение от. Венедикта. См. статью «Судьба священника Венедикта Титова». Наталья Дудоладова, Светлана Суворова. «Архангельск» от 30 октября 2007 г.

17 Архив РУ ФСБ по Архангельской обл. Д. П-8426. Л. 14.

18 Там же Л. 23.

19 Там же. Л. 21.

20 ГААО. Ф.1025. Оп. 5. № 1261. Л 126, 126 об, 127. Сохранена орфография оригинала.

21 Родился 2 декабря 1870 года в семье священника Матвея Александровича Смирнова. Окончил Архангельскую духовную семинарию. 25 апреля 1893 года рукоположен в диакона. 2 мая 1893 года - во священника. В 1893-1929 годах служил в Шеренгском приходе Шенкурского уезда. Был законоучителем в местной школе. В ГААО хранится его заявление, в котором он называет себя протоиереем, священником Устьпаденьгского прихода. В списках лиц, лишенных избирательных прав, по Устьпаденьгской волости Шенкурского уезда он значится под номером 65, как проживающий в деревне Погост. 5 января 1931 года арестован по обвинению в «контрреволюционной агитации». 22 февраля 1931 года постановлением особого совещания коллегии ПП ОГПУ приговорён к расстрелу. 1 марта 1931 года расстрелян.

22 ГААО. Ф 1025. Оп. 5 Дело № 1261 Листы 128, 128 об.

23 Архив РУ ФСБ по Архангельской обл. Д. П-8426. Справка от 19 апреля 1952 г.

24 Там же. Д. П-13115. Л. 22.

25 Наталья Дудоладова, Светлана Суворова. «Судьба священника Венедикта Титова». «Архангельск» от 30 октября 2007 г.

26 Архив РУ ФСБ по Архангельской обл. Д. П-13115. Л. 68,68 об., 69.

27 Ответ на заявление Г.Ф.Патрушиной, правнучатой племянницы отца Венедикта, № 18/П-138 от 3.12.09 г.